498240d0     

Паустовский Константин - Время Больших Ожиданий (Повесть О Жизни)



Константин Паустовский
Повесть о жизни
Время больших ожиданий
Предки Остапа Бендера
Февральский день 1920 года во время пронзительного норда деникинцы
бежали из Одессы, послав напоследок в город несколько шрапнелей. Они лопнули
в небе с жидким звоном.
Белые оставили после себя опустошенный город. Ветер наваливал около
водосточных труб кучи паленой бумаги и засаленных деникинских денег. Их
просто выбрасывали. На них нельзя было купить даже одну маслину. Магазины
закрылись. Сквозь окна было видно, как толпы рыжих крыс-"пацюков" судорожно
обыскивали пыльные прилавки. Базарные площади - все эти Привозы, Толчки и
Барахолки - превратились в булыжные пустыни. Только кошки, шатаясь от
голода, неуверенно перебегали через эти площади в поисках объедков. Но ни о
каких объедках в то время в Одессе не могло быть и речи.
Жалкие остатки продовольствия исчезли мгновенно. Холод закрадывался в
сердце при мысли, что в огромном и опустелом портовом городе ничею нельзя
достать, кроме водопроводной воды с привкусом ржавчины. Водопровод каким-то
чудом еще качал из Днестра тонкую струю этой воды.
Я жил в то время в Одессе, в пустом санатории доктора Ландесмана на
Черноморской улице.
Вместе со мной в санатории поселилось несколько журналистов. В их числе
был и петроградский журналист Яша Лифшиц - человек чрезмерно деятельный и не
интересовавшийся ничем на свете, кроме политики и газетной работы. О нем я
писал в предыдущей своей автобиографической повести "Начало неведомого
века".
Незадолго до прихода советских войск Яша сказал мне, что надо
выметаться от Ландесмана, так как большевики, когда войдут в Одессу,
санаторий национализируют. а нас все равно выкинут.
- Возможны крупные неприятности!-произнес Яша роковым голосом.
Какие могут быть неприятности, он не объяснил. Но так как в те времена
ожидание неприятностей было повседневным состоянием людей, то я его и не
спрашивал.
Мы с Яшей сняли по соседству с санаторием дворницкую у оборотистого
домовладельца, священника-расстриги Просвирняка.
Дворницкая стояла в заглохшем саду, окруженном высокой оградой из камня
"дикаря". Со стороны улицы ее защищал двухэтажный дом. Жить в этой
дворницкой в то немирное время было спокойно, как в крепости. Недаром сам
Просвирняк называл дворницкую "Форт Монте-Кристо".
До нас Просвирняк сдавал дворницкую профессору Новороссийского
университета по кафедре политической экономии, обрусевшему немцу Швиттау.
Профессор переделал дворницкую под маленький удобный особняк, окружил его
куртинами маргариток, перевез в дворницкую свою библиотеку, но вскоре,
предчувствуя приближение опасных времен, бросил все и бежал в
Константинополь.
Профессорская библиотека состояла почти сплошь из немецких книг по
экономике, таких аккуратных, что казалось, к ним ни разу никто не
прикасался. К тому же они представлялись мне неимоверно скучными из-за
своего готического шрифта.
Книги источали острый запах лизола и гвоздики. С тех пор этот запах
стал для меня признаком вяжущей скуки, в особенности запах гвоздики -
черных, похожих на маленькие обойные гвозди семян тропического растения.
Но зато в библиотеке у профессора стояли все восемьдесят шесть томов
энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. Это было завидное богатство.
Живя среди книг и вещей, оставленных Швиттау, я за глаза составил
представление об этом профессоре. Он, конечно, был доволен собой, чисто
умыт, румян, носил русую бородку и золотые очки, и в глазах его
присутствовал тот водянистый бл



Содержание раздела